[Oh, panic!]

Название: Бег времени. Тысяча семьсот.
Авторы:  ~TRISTIA~,  Oh, panic!
Фандом: Кирстен Гир "Таймлесс"
Рейтинг: PG - 13
Жанр: Гет, Романтика, Ангст, Драма
Описание: В 2011 году в Темпле переполох - внезапно пропадает Гвендолин, вторая путешественница во времени. Все сбиты с толку, все в поисках. Тем временем, как сама Гвен оказывается в 18 веке и не может вернуться назад. Гидеон ради нее готов перевернуть не только весь современный Лондон, но и всю историю, ради того чтобы вернуть свою возлюбленную. Но что остается делать самой Гвен? Правильно, выживать, примириться с 18 веком и ждать ...
От авторов: Действие фанфика происходят с конца Сапфировой книги.

"Все грешны, все прощения ждут.
Да будет милостив ваш суд." (У.Шекспир "Буря")

День первый. Гвендолин

Ничто на свете не может быть ужаснее, чем бестолковые перемещения во времени. Представьте себе такую картину – идешь ты преспокойно с магазина, где ты купила гель для душа, которое как раз вчера закончилось, а ты не можешь уйти из дому, не приняв душ – и неожиданно оказываешься в поле, да еще на том, на котором шла битва. Вокруг грохот пушек, лязг шпаг и воздух, пропитавшийся кровью. И тут ты и гель для душа. Чертово невезение.
Но этого никогда не должно было произойти.
Все это было похоже на неудачную шутку. Кажется, мироздание решило, что с меня еще не хватит.

***
Едва я успела закричать от страха, как тут же оказалась посреди дороги, словно ничего и не произошло. Ни тебе дыма, ни пепла, ни криков солдат. Лишь пустая улица Лондона, самой странной вещью которого была девушка, застывшая посреди дороги и нелепо прижимающая к себе бутылку геля. И на месте любого, я бы уже вызвала ей скорую, а затем как можно тактичнее посоветовала хорошего психолога. В конце концов, кто-то же должен был ей объяснить, что ей нужно избавляться от бессонницы, что преследует ее вот уже третью ночь.
Спохватившись, я побежала домой, хлюпая грязью, что осталась на шлепанцах после того, как мои ноги по колено побывали в ужасно холодном болоте, да еще и не пойми в каком времени. Дом меня встретил ужасающей тишиной, кажется, что такая тишина обитает только лишь в тех стенах, где их покрывают не обои или немыслимый слой штукатурки и краски, а тайны, загадки и невыносимое количество заговоров. Но, не смотря на это, ни в одном другом доме я никогда не буду себя чувствовать себя так, как будто я часть удивительной истории, которая не имеет ни начала, ни конца.
Стянув с себя грязные шлепанцы, я застыла посреди лестницы, понимая, что сейчас запачкаю весь старинный паркет, который, как мне иногда казалось, леди Аристе был дороже, чем здоровье дочерей или внуков. Но делать было нечего, и я смело, а точнее настолько быстро, насколько могла, побежала наверх, стараясь оставлять менее заметные следы грязи. Иначе, если меня все-таки не заметят, дело может дойти даже до отпечатков ноги и тщательной экспертизы. Стянув с себя домашнюю одежду, я тут же ринулась в душ, а после, натянув на себя черное классическое платье и собрав сумку, ринулась вниз. За столом собрались уже все. Точнее почти все, не хватало лишь ненасытного Ксемеруса, что было весьма странно, учитывая, что его забавляет висеть с утра на люстре и вставлять после каждой фразы свои едкие замечания.
- Гвенни! Я уж думала, что ты опять проспала.
Каролина, моя младшая сестра, протянула мне мою тарелку, на которой так аппетитно расположилась яичница-глазунья.
- Возникли проблемы с душем, - пробурчала я, одновременно пытаясь прожевать огромный кусок, который как раз успела положить в рот. – Черт! Уже девять!
Я вскочила на ноги, отчего стол пошатнулся, и тут же застыла на месте, неожиданно застигнутая мыслью, что не знаю, что делать, ловить полетевший вниз стакан с соком или же уже бежать к выходу, чтобы не опоздать на встречу с моей каждодневной элапсацией.
- Как всегда, Гвенни, - язвительно сказала Шарлотта, изящно вставая из-за стола, как всегда прекрасная, как эльф. Если вы, конечно, когда-нибудь встретите эльфа в вашей гостиной. Но лучше сразу звоните в госпиталь, у вас белая горячка. Ну, или детский праздник.
Я состроила ей рожицу и тут же схватила свою сумку, чтобы через секунду оказаться у ожидавшей меня машины. Около двери стоял насколько ужасно рыжий, настолько и ужасно стеснительный.
Смысла каждодневных поездок в Темпл, я, правда, до сих не уловила. Как и раньше, так и сейчас, мне все равно продолжало казаться, что все приобщенные к «тайному масонскому ложе» ученые собирались лишь с целью того, чтобы не работать где-то в ином месте, а просто сидеть в красивом зале, пить вино и размышлять по поводу загадочной жизни и того, что нам всем уготовано в будущем. И, конечно же, утверждать, что они по горло в работе и безумно устают. Ведь так непросто следовать указаниям графа, который умер задолго до их рождения.
- И тут я оказываюсь посреди какой-то битвы! Знаешь, как в том фильме ____, - мы проскочила на зеленый свет светофора, и теперь неслись по главной улице к Темплу, пока я разговаривала, прижимая к уху мобильник, где на другом конце провода висела Лесли.
- Ладно, хоть не как в Звездных Войнах.
Я представила себя, вдруг оказавшуюся посреди битвы джедаев, и ухмыльнулась. Неплохой сюжет мгновенной смерти.
- Но ты ведь элапсировала вчера, разве это не для того, чтобы предотвращать такие вот прыжки во времени? – продолжала говорить Лесли.
- Именно. Именно поэтому я и волнуюсь. Прошло всего десять часов с последней элапсации.
На какое-то время в трубке воцарилось молчание. Тем временем мы уже подъехали ко главному входу.
- Лесли? – наконец-то заволновалась я.
- Старалась найти этому разумное объяснение, но что-то не выходит. Лучше спроси у высокопоставленных мистеров «Мы боялись, что так и будет. Сейчас нам нужно будет выпить кровь девственницы, покрыться шерстью барана убитого в полночь, станцевать вокруг костра и тогда все прекратится».
- «Но мы не уверены». – добавила в конце я.
Да уж, видимо относиться к Хранителям уважительно мы с Лесли так никогда и не научимся. Слишком сложно подчиняться людям, когда понимаешь, что вот уже двести лет ими руководит старик непонятного происхождения и разглагольствует о невероятном лекарстве для человечества. А они уши то и развесили. А всего то и стоило замулировать все это стихами и назвать их «пророчествами».
Я вышла из машины, попрощалась с Лесли, которая напоследок дала мне невообразимую кучу советов по выживанию на поле боя, и через некоторое время уже была в коридоре, ведущим в бывшую лабораторию, где хранился хронограф. Но и здесь, я, конечно же, не могла прожить без каких-либо приключений.
На какое-то время я забыла все то, что произошло утром, даже наш продуктивный разговор с Лесли. Казалось, что все отошло на задний, маловажный в этом спектакле план. Вот он – невообразимо прекрасный – и до безобразия не мой. В голове вновь и вновь мелькает всего одна единственная фраза «мы же останемся хорошими друзьями». И она словно вырывает из меня остатки, нет, не разбитого, разорванного сердца. Что же теперь тебе нужно от меня, мистер-непоколебимость?
- Привет, - он оттолкнулся от стены и посмотрел прямо мне в глаза, и я старалась выдержать этот напор, не сдаться, не сломаться. С огорчением заметила, что его прекрасные зеленые глаза не портил даже их бледный оттенок и оттеняющие их темные круги под глазами. Значит и он не спал это ночью. Нет. Остановись, Гвендолин. Тебя не должно это касаться. Утихомирь пыл.
Я просто кивнула в ответ и уже собиралась направиться дальше, к хронографу, где меня, наверное, уже заждался мистер Джордж, чтобы вновь отправить на элапсацию в 1956.
- Гвенни, - он схватил меня за руку, и я застыла на месте, смотря лишь в одну точку – на его пальцы, бесцеремонно окольцевавшие мое запястье. Руку неприятно сводило, но надо держаться, Гвендолин. Разве эта боль сравнится с той, что он и так тебя подарил?
- Пожалуйста, поговори со мной.
Его голос звучал… умоляюще?
- Хорошо, о чем ты хочешь поговорить? Погода сегодня хорошая, даже ничего примечательного. На завтра, кстати, обещали, до… - начала я, так быстро, насколько могла, чтобы он не смог меня перебить. Но его рука сильнее сжала мое запястье, и я пискнула от боли, добравшейся аж до плеча.
- Мне больно, - и не только моей руке.
- Я хочу убедиться, что ты правильно поняла мои извинения…
- Да-да. Гидеон, не утруждайся. Ничего в сущности не изменится. Ты будешь лгать, что я тебе нравлюсь, я буду лгать, что я тебе верю.
Я с силой вырвала свою руку из его хватки и быстрее побежала по коридору. Я ничего не видела, слезы застилали глаза, но и остановиться не решалась? понимая, что Гидеон наверняка шел следом. Вместо этого я лишь вытирала их ладонью, размазывая по щекам тушь, которой я, даже неизвестно зачем, накрасила глаза. На пути меня встретил мистер Джордж, уже было потерявший меня. Он тактично промолчал , что у меня нет черной повязки на глазах (Хранители считали, что я опасна и могу запомнить дорогу к хронографу, а потом выкрасть его или еще что-нибудь сделать с ним), но, увидев мое зареванное лицо с остатками туши, лишь протянул бумажную салфетку, чтобы я вытерла слезы, что я тут же с радостью и сделала. Надо было еще и громко хлюпнуть носом. Так, для заключительного момента.
Но я всего лишь следовала за своим проводником. Точнее, мне показалось, что я последовала за ним. Но едва я ухватилась за воздух, хватая невидимую руку, как споткнулась и налетела на дверь, которая, однако, от моей скорости, со скрипом отворилась и я влетела в подвал. Вот только мистера Джорджа там не оказалось. Как и хронографа. Зато там присутствовали совершенно другие люди, одетые в чулки и сюртуки, с восторгом наблюдающие за кипящими пробирками.
Они с удивлением повернулись на звук влетевшего тела в их лабораторию и теперь шокировано разглядывали меня с ног до головы. И я прекрасно понимала их. Даже в черном классическом платье до колен, я, наверное, выглядела еще более оголенной, чем в наше время в бикини. Не считая конечно еще того факта, что я "влетела" в тайное масонское ложе, в центр алхимической лаборатории, как к себе домой. А они ведь впервые меня видели! Да еще и «голую»!

Со вздохом, я откинулась к стене и в отчаянии скатилась вниз, закрыв лицо руками.
Ведь все, что мне оставалось, это ждать обратного прыжка.

День первый. Гидеон. Начало петли.

Сонет 90
(Перевод С.Я. Маршака)

Уж если ты разлюбишь - так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!

И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром - утром без отрады.

Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее,

Что нет невзгод, а есть одна беда -
Твоей любви лишиться навсегда.
Уильям Шекспир

Меня медленно сжигало изнутри. После бессонной ночи, проведенной в окружении старых листов, переданных мне Полом, кучи тайн и загадок, в диссонансе со своими разумом, долгом и чувствами, где в центре всего этого хаоса была Гвендолин, я был просто обязан снова поговорить с ней.
После суаре, на следующий день граф зачем-то рассказал Гвен о нашем с ним разговоре, который прошел в одну из первых встреч два года назад. Именно он дал идею о том, чтобы я влюбил в себя Рубин, дабы успешно манипулировать девушкой на благо тайного ложа. Я так и слышал тягучий напевный голос графа: «…запомни ,мой дорогой мальчик, влюбленная девушка покорна и безвольна. Она вдвойне полезней будет тебе в делах, чем просто belle petite amie. А то эти женщины, знаешь ли, порой натворят таких дел, что мужчине даже в беспамятстве не придет в голову…»
Боже! Мне тогда эта мысль показалось здравой. Да и Шарлотта не особо была бунтаркой. С Шарлоттой в этом плане было легко, но скучно. Как выразилась мадам Д’Юрфе, «нет ничего скучнее пустой идеальности». Это точно. Шарлотта была идеальна в манерах и общении, но самовлюблена и зла на язык, что порой казалось огромная безупречная хрустальная ваза в нашем балет-классе ( которую я, кстати, случайно разбил) была более милой и душевной, чем она.
«Два идеальных человека». Кажется, так назвал нас дядя Фальк однажды. Игра на скрипке, клавесине, фехтование, отплясывание мазурки, поло, учеба на отлично - ходячий пример для всех и невозможность быть, как все… Все шло, как заезженная пластинка. Мы с Шарлоттой - два невольника судьбы, которым уготовано мотание в истории, вместо того, чтобы нормально строить жизнь, как все люди.
И тут появилась она. Черт! Если бы две недели назад меня спросили про любовь с первого взгляда, я бы цинично пошутил на эту тему. А теперь путешественник во времени влюбился с первого взгляда - две аномалии сразу. Хотя нет, не с первого. Узнав, что Шарлотта не будет моей спутницей, а ею станет Гвендолин, совершенно неподготовленная, казавшаяся мне посредственностью, я был зол на всех – вся подготовка коту под хвост. И стал с усердием влюблять в себя Гвен, чтобы «управлять и манипулировать», не заметив, что сам влюбляюсь в нее больше и больше.
Я сделал глоток кофе. Сейчас я сидел в одном из кабинетов хранителей. После провальной попытки поговорить с Гвен, мне срочно нужно было уединиться. Сначала я хотел побежать за ней и элапсировать вслед в 1956, чтобы там закончить начатое, но потом передумал. Она плакала. Я делал ей больно.
Я сам себе делал больно. Но иначе не мог.
Как ей объяснить, что, любя меня, она ставит себя под удар. На ум всплыли строчки из записей Сен-Жермена, которые передал Пол:

«За льва кровь ворона прольется
Так вечность в дне одном начнется…»

Эти листки! Они все сплошь испещрены стихами, где повторялся один и тот же сюжет: ворон умирает, отдав жизнь за льва. Намеки прозрачны и ясны.
Сама мысль, что Гвен может погибнуть ввергает меня в ужас. Я должен, во что бы то ни стало, держаться подальше от нее, точнее желал быть другом, что бы защищать ее, беречь от самой себя и втайне любить. Но, судя по реакции Гвендолин, мне будет нелегко заслужить ее дружбу. Я должен радоваться, что ее чувства ко мне ответны, но это просто утешение самого себя.
Я ни в коем случае не должен допустить, чтобы Гвен собой пожертвовала ради меня.
Если будет угодно судьбе, то я с радостью поменяюсь с ней местами.
Гвен…
Гвенни…
Если бы ты знала, какие чувства ты во мне вызываешь при одном появлении! Насколько ты мне дорога, как ты мила, красива, храбра, дорога, великолепна, безрассудна, забавна, а я…я просто дурак, влюбленный дурак. Граф знал все и предвидел. Граф, хитрый черт, который, как паук, сплел паутину интриг, и даже сейчас, будучи в могиле, умудряется диктовать свои правила.
Возможно, Люси и Пол действительно узнали что-то, что пошли на преступление. Сейчас я это допускаю вполне, потому что я стал пешкой какой-то странной шахматной партии, где должен пожертвовать той, которую люблю ради всеобщего блага. Но что это за благо , для кого оно будет, когда на кон поставлена жизнь Гвендолин?
Я уже начинаю мыслить, как клятвопреступник. В прочем, мне все равно.
Надо поговорить с Гвен, как только она вернется из 1956. Она как раз через час должна быть здесь.